ТилькиТой Понедельник, 13 Декабря 2010 г. 16:48 (ссылка)

Наткнулся тут на старый рассказ Бориса Акунина, и снова почевствовал приближение Нового года, рассказ старый, но может, как и я кто-то раньше прошел мимо.

Борис Акунин. Дары Лимузины

© Copyright Борис Акунин
Email: boris@akunin.ru


Один олигарх спал и видел сон. Разумеется, неприятный, потому что жизнь
у олигархов тяжелая и хорошие сны им никогда не снятся. Но этот сон был уж
совсем из ряда вон, так что и пересказывать не хочется. Не хочется, но
придется - иначе непонятно будет, как началась эта история, которой, между
прочим, было суждено изменить судьбы России.
Олигарху снилось, что он идет по тоненькой жердочке и вот-вот упадет
вниз, в яму. А в яме кишмя кишат жабы, гадюки и крокодилы, причем последние
разевают свои багровые пасти и облизываются длинными липкими языками.
От этих самых противоестественных языков олигарху стало так противно,
что спать дальше сделалось совершенно невозможно. Он по-детски всхлипнул,
открыл глаза и вдруг увидел, что спальня наполнена переливчатым волшебным
сиянием, а откуда-то доносится тихий и мелодичный, будто бы хрустальный
звон. Олигарх был человеком материалистического мировосприятия и поэтому
сразу же нашел явлению рациональное объяснение. Это светится елка, сказал он
себе. Потому что скоро Рождество. А звон оттого, что сквозняк и золотые шары
постукивают один о другой.
Тут надобно пояснить, что детство у олигарха было безрадостное и
бедное, почти совсем лишенное праздников, и оттого, став богатым и
всемогущим, он принялся наверстывать недополученное. К примеру, уже с начала
декабря в каждой из ста тридцати восьми комнат его дома стояло по елке, и
под каждую елку для хозяина с вечера клали подарки - часы "роллекс", купчие
на швейцарские шато и видеопленки с компроматом на политических
недоброжелателей. Утром олигарх разворачивал скрипучую фольгу, смотрел на
подарки и радовался. Конечно, и грустил тоже, по поводу безвозвратного
детства, но утешал себя соображением, что лучше поздно, чем никогда.
Полежал он на своей пуховой перине, вспоминая противный сон, и вдруг
слышит - кто-то его зовет: "Боря, Боренька". Олигарх очень удивился, потому
что последние десять лет его все называли толь ко по имени-отчеству, даже
жена и дети, иностранцы же звали "мистер", "сеньор" или "мосье" и прибавляли
фамилию (только японцы называли сначала фамилию и потом прибавляли "сан").
Повернул олигарх голову и видит, что светится никакая не елка (на ночь
лампочки-то выключили, он совсем про это забыл), а полупрозрачная дама в
бриллиантовой короне и с сияющей палочкой в руке, да и звенят не стеклянные
шары - маленькие хрустальные колокольчики на радужном платье.
Сначала олигарх подумал, что подчиненные решили сделать ему не вполне
скромный подарок, но, заметив, что прекрасная незнакомка просвечивает
насквозь, догадался: это фея.
"М-м-м, здравствуйте. Вы мне снитесь?" - спросил он и на всякий случай
незаметно запустил руку под подушку, где находилась кнопка вызова охраны.
"Нет, Боря, я тебе не снюсь, - строго, но в то же время ласково (бывают
такие чудеса) сказала волшебница. - Я добрая фея Лимузина, и я явилась сюда,
чтобы сделать себе подарок". - "То есть как себе"? - удивился Борис
Абрамович (будем уж называть олигарха по имени-отчеству, а то как-то не
по-людски получается). - Но, собственно, насколько я помню из детской
литературы, феи м-м-м обычно дела ют подарки м-м-м не себе, а тем, к кому
приходят". - "Это правда, - согласилась Лимузина, - но сегодня день моего
ангела, и я решила себя побаловать".
На душе у олигарха стало неспокойно - он вовсе не был уверен, что
подарок, который задумала сделать себе фея, сулит ему, Борису Абрамовичу,
что-то хорошее. Ведь всем известно, что сказочные волшебницы отличаются
определенной негибкостью в своих представлениях о добре и зле. "А при чем
здесь я?" - осторожно спросил он, положив палец на заветную кнопочку.
"Лучший подарок для доброй феи - сделать кому-нибудь добро. Сегодня я
придумала вот что: найду самого несчастного человека в самой несчастной
стране и сделаю его счастливым".
Борис Абрамович немного успокоился, но в то же время и обиделся: "Ну,
насчет самой несчастной страны м-м-м - допустим. Однако с чего вы взяли, что
в этой стране самый несчастный - именно я?" - "Потому что тебя, мальчик
Боренька, не любят девяносто девять целых и девятьсот девяносто девять
тысячных процента обитателей этого государства - разумеется, из тех, кто
слышал о твоем существовании", - грустно сказала Лимузина.
У олигарха упало сердце. "Неужели так много? А моя служба информации
утверждает, что меня не любят только восемьдесят четыре процента". - "Твоя
служба информации врет. Ты - самый нелюбимый человек во всей Российской
Федерации. А политик, которого никто-никто не любит, - несчастнейшее
существо на свете. Он как балерина без ног или продавец без товара. Ведь
политик и есть продавец, он покупает голоса в обмен на любовь. Чем больше
любви у него на прилавке, тем больше голосов ему достается".
"А Гайдар? - встрепенулся олигарх. - Его тоже никто не любит". - "Да,
сначала я собиралась наведаться к мальчику Егорке, тем более что... - Фея
запнулась - видимо, не хотела говорить Борису Абрамовичу неприятные вещи, но
из-за своей природной честности все же закончила:
- ..Тем более что он мне нравится гораздо больше, чем ты. Но мальчика
Егорку все-таки любят целых полтора процента жителей: интеллигентные
пенсионеры западнической ориентации, матери-одиночки с двумя высшими
образованиями и сотрудники толстых литературных журналов. Если бы я выбрала
мальчику Егорку, это было бы нечестно". - "Почему вы всех называете
мальчиками"?" - поинтересовался Борис Абрамович, чтобы потянуть время - еще
не решил, жать на кнопку или нет. "Потому что вы для меня и есть мальчики.
Мне всех вас жалко. А тебя жальче всех. Вот я и захотела сделать тебя
счастливым. Дам тебе то, о чем ты мечтаешь - сделаю тебя президентом России.
Хотя лучше бы, конечно, Егорку", - вздохнула Лимузина. "Ну, сделать Мямлика
президентом не под силу даже фее, - мстительно заявил олигарх. - Он навсегда
останется со своими полутора процентами".
"Вовсе нет. В образе, как ты выражаешься, мямлика" скрыт огромный
электоральный потенциал. Уж как минимум 25% голосов в первом туре я Егорке
обеспечила бы. А во втором туре за него проголосовали бы все, кто боится
этого ужасного мальчишку на букву З."". - "Двадцать пять процентов? -
недоверчиво переспросил Борис Абрамович. - Гайдару? Вы, госпожа Лимузина,
должно быть, шутите".
Фея взмахнула волшебной палочкой и рассыпала по комнате шлейф ярких,
медленно гаснущих звездочек. "Боря, ты ведь хорошо успевал по арифметике -
значит, умеешь считать. Половина избирателей - женщины. Это сколько будет?
Правильно: пятьдесят процентов. А что такое женщина в электоральном смысле?"
Олигарх подумал-подумал и не нашелся, что ответить.
"Женщина соединяет в себе два могучих инстинкта: инстинкт жены и
инстинкт матери, причем второй с годами делается на много сильнее первого.
На него и нужно ставить. Образ мямлика" импонирует материнскому началу в
избирательницах. Егорке нужно всего лишь избавиться от своего ужасного
зачеса, почаще шмыгать носом, выглядеть неухоженным и, конечно, не
использовать слова длиннее трех слогов - это разрушает имидж заброшенного
ребенка".
Не так глупо, подумал Борис Абрамович. Хорошо, что она не отправилась к
Гайдару. Пожалуй, имело смысл повернуть разговор в деловое русло.
"Проблема в том, - пояснил он плохо информированной небожительнице, -
что в этой стране м-м-м не любят евреев - это исторический факт. Мои м-м-м
имиджмейкеры говорят, что ни по внешности, ни по национальности я не подхожу
для роли публичного политика. Поэтому я сам в президенты не лезу, а действую
м-м-м из-за кулис".
Фея неодобрительно покачала головой:
"Боря, твои имиджмейкеры - глупые и жадные мальчишки, которые плохо
учились в школе, да еще в советской. Поверь мне, в России очень любят
евреев, просто души в них не чают. Только настоящих евреев, а не тех,
которые прикидываются черкесами, бурятами или чукчами. В России все уверены,
что евреи очень умные и хитрые - с ними не пропадешь. Так что ничего не
бойся, не прячься за чужие спины. Выходи на выборы, и ты обязательно
победишь - с моей помощью".
Тут олигарх руку из-под подушки вынул, взял со столика блокнот и
приготовился записывать.
"Первым делом, - начала наставлять его Лимузина, - определи, кому ты
хочешь понравиться".
Борис Абрамович доложил: "В настоящий момент ведется работа посредством
телезомбирования по двум направлениям. Избирателя с интимно-предметным
восприятием действительности (между собой мы таких называем одноклеточными")
ведет обозреватель Сережа. Избирателя с интеллектуальными запросами ведет
обозреватель Миша". - "Знаю, видела, - перебила Лимузина. - Твой
обозреватель Сережа - враль и прощелыга, но свое дело знает. А вот
обозревателя Мишу гони в шею - он только распугивает интеллигентов. Да и
вообще, я вижу, что ты ничего не смыслишь в устройстве человеческой души.
Лучше уж я сама подберу тебе электорат".
Она оценивающе осмотрела Бориса Абрамовича, и он съежился под ее
мерцающим взглядом. "Больше всего тебе подойдет образ той силы, что вечно
хочет зла и вечно совершает благо, - вынесла вердикт волшебница. - Это и
должно стать подсознательным слоганом твоей кампании. Имидж Воланда
неотразим для шестидесяти трех процентов женщин и тридцати восьми процентов
мужчин, включая самые активные электоральные психогруппы: людей творческого
склада, людей авантюрного склада, людей романтического склада и людей со
скверным характером... Придется над тобой поработать. Я избавлю тебя от
привычки мекать и глотать слова, расправлю тебе плечи, за одну ночь выращу
на твоем подбородке эспаньолку, заострю тебе уши и вставлю в глаза молнии.
Ну, а что до густых бровей домиком и алых губ - с этим справятся твои
визажисты..."
Фея говорила еще долго и улетела только под утро. Борис Абрамович прямо
употел, записывая.
Утром на пресс-конференции он объявил о своем намерении баллотироваться
в президенты. Сказал только четыре слова: "Следующим президентом России буду
я", - и улыбнулся, проверяя на журналистках эффект источающего молнии
взгляда. Взгляд действовал безотказно: журналистки начинали розоветь, губки
у них приоткрывались, а зрачки расширялись.
Борис Абрамович был в черном плаще с алым подбоем, через плечи
перекинут длинный белый шарф. По чеканному шумерскому лицу блуждала
загадочная улыбка, на пальце посверкивал искорками перстень с черным опалом
в виде мертвой головы. От всегдашнего суетливого многословия не осталось и
следа.
"Что вы думаете о ваших соперниках?" - спросили его. Он ответил: "Люди
как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было... Ну, легкомысленны, но и
милосердие иногда стучится в их сердца. Только чеченский вопрос испортил
их...."
Когда после пресс-конференции вышел в фойе, подслушал, как
корреспондент враждебного телеканала ТВН, волнуясь, говорит в камеру:
"Сегодня мелкий бес внезапно превратился в Мефистофеля".
Триумф, это был настоящий триумф! В углу просторного холла, у
телевизора, толпились люди. Олигарх мельком глянул на голубой экран и замер.
Выступал главный теоретик правых сил. "Я столько сделал для страны, а
меня никто не любит, - жалобно говорил политический оппонент Бориса
Абрамовича. - Раньше вон ничего не было, а теперь все есть. Хочешь колбасу -
есть. Хочешь джинсы - есть. Хочешь чай со слоном - есть. Забыли, как за
гречкой и порошком Лотос" в очереди давились?"
Манера говорить у главного либерала изменилась до неузнаваемости, но
еще более разительная перемена произошла в его внешности. Лысина реформатора
беззащитно поблескивала, галстучек на сиротской резинке съехал набок, к
лацкану куцего пиджачка присох яичный желток, а дужка очков была склеена
изоляцией.
"Господи, - запричитала уборщица, по-матерински прижимая к себе швабру.
- И чего взъелись на человека? Всю жизнь на нас, паразитов, положил, а
никакой благодарности".
Сука полупрозрачная, мысленно ахнул олигарх, все-таки наведалась к
своему "мальчику Егорке"!